Свидетели крушения самолета Ан-24: «Люди сгорели, а йогурт нет...»

Авиакатастрофа в Игарке унесла жизни 12-ти человек. Выжили только три члена экипажа. Самолет не долетел буквально 300 метров до взлетно-посадочной полосы. Первые дни после трагедии в Игарке вместе со спасателями и родственниками погибших провели и корреспонденты «Комсомолки».

Сквозь дождь и туман

Утром, в день катастрофы улететь в Игарку было сложно: места на единственный рейс раскупили почти полностью, а билеты на те, что остались никому не продавали.

- Их оставили для родных и близких людей, разбившихся под Игаркой. – отвечает кассир. – Ждать их будем до последнего. Если кто-то не придет, продадим вам билеты.

В авиакатастрофе Ан-24 в Красноярском крае погибли 11 человек, четверо выжили [хроника происшествия, список пострадавших]

Катастрофа самолета Aн-24 в Красноярском крае

До взлета остается каких-то десять минут, как на стойке регистрации появляется паренек, лет 24-х.

- Меня зовут Женя Ващук, там место должно быть забронировано, я родственник, - его тут же подхватили под руки, и увели в самолет, билет на парня уже был выписан.

Старый Ан-24 разгоняется и взлетает, Женя, сидящий в нескольких креслах от меня, закрывает глаза и вжимается в спинку. Как он теперь сможет летать на самолетах - не понятно.

В роковом рейсе у парня погибли мать и десятилетняя сестра, их имена в вписке стоят самыми первыми: это Лидия и Анастасия Игнатьевы.

Три с половиной часа лету, и мы над Игаркой. Под нами - плотная пелена тумана, именно такой был в момент аварии, - потом расскажут нам местные жители. Видимость нулевая - сквозь иллюминатор едва можно разглядеть выпущенные шасси. Какая высота - понять невозможно. Вдруг резко появляется земля - до нее метров сорок, не больше. Как ориентируются пилоты - непонятно. Приборы приборами, а видеть куда садишься все равно нужно.

Приземлились. Смотрю на Женю Ващука - он судорожно сглотнул и тяжело выдохнул. Его родственникам не хватило каких-то трехсот метров.

В аэропорту он долго звонит по телефону: не смотря на то, что он местный, родился и вырос в Игарке, его должен встречать отчим. Через 15 минут появляется он, крепкий мужчина, с осунувшимся лицом и кругами под глазами. По нему видно – эту ночь он не спал.

Женя уезжает, а мы идем на место аварии.

- Мужики, к самолету идете? - спрашивает нас водитель. - Поедем, я вам сейчас все покажу. Меня Серега зовут. Мы с соседом выпивали - поясняет он, а от «перегара» в машине потеют стекла. - Сначала мы услышали гул, поняли, какой-то борт заходит на посадку. Где он - не видно, был туман, да и дождь начался. Потом взрыв услышали, отблески конечно увидели. Ну, бросили все, побежали туда. Там все полыхает, близко от жара подойти нельзя. Тут же «пожарка» с аэропорта прикатила, тушить начали. Тех, кто выжил, вытащили, всего четыре человека, экипаж из кабины, и мужика который сидел впереди.

Обломки самолета - зрелище жуткое. Все, что находится между хвостом и кабиной выгорело дотла, алюминий обшивки расплавился, превратившись в один большой слиток.

Кусочек фюзеляжа на память

Остальные родственники прибыли в Игарку на следующий день после трагедии, их привезли спецрейсом из Красноярска. Мы ждем их в аэропорту, на улице градусов десять градусов тепла и жуткий ветер.

Женя Ващук уже сидит на лавочке, возле здания аэропорта, ждет прибытия остальных. Рядом еще пара местных мужиков, курят одну за одной. У одного из них в катастрофе погибла жена, Аня Виноградова. Он остался один, с двухлетней дочерью.

Родные, несмотря на запреты, вплотную подошли к обломкам

Спецборт наконец приземлился, и из самолета выходят 16 человек, все кто смог прилететь.

-Сыночек мой, сыночек, - всхлипывает полная женщина, к ней тут же бросается парень в промасленной спецовке – ее второй сын, работающий тут же в Игарке. - Ты мой хороший сыночек, как же я буду без тебя? Ты у меня самый умный, самый хороший…

К женщине сразу бросаются психологи МЧС, со стаканом успокоительного. Но никакая «валерьянка» естественно не помогает.

Следом идет женщина с большой фотографией девушки в форме бортпроводницы, - мать Регины Богданайте утирает слезы платком, ее обнимают сын и муж.

Мужчины держатся. Никто не плачет, глаза смотрят в пустоту.

Сначала общее собрание - в зале ожидания аэропорта поставили столы, стулья. Министр промышленности и энергетики красноярского края Денис Пашков с трудом находит слова, рассказывая родственникам программу их пребывания в Игарке.

- Мы побываем на месте трагедии, где священники отслужат заупокойную, - объявляет он. – Дальше вам придется пройти процедуру опознания, и предупрежу вас сразу: тела повреждены огнем. Грубо говоря - они сильно обгорели.

От этих слов становится только хуже: женщины начинают рыдать, не могут помочь даже опытные психологи МЧС.

- Обязательно нужно смотреть на них? - спрашивает кто-то из мужчин, но его голос тонет в звуках плача и всхлипываний.

- Можно отказаться, и тогда все определит генная экспертиза, - отвечает представитель СКП, сидящий с краю стола. - А вообще сначала мы покажем личные вещи, сохранившиеся в пожаре, а потом уже, если что, тела.

На место аварии нас везет старенький «ПАЗик», в нем едут все – и родные погибших, и Денис Пашков, и глава МЧС по Красноярскому краю Ильдар Джураев. В руках у всех букетики гвоздик, кто-то из родных привез из Красноярска свои цветы. Мать Геннадия Голдина держит в трясущихся руках пакетик с церковными свечками.

К самому самолету раньше никого не пускали, кока оттуда не вывезли тела погибших – они пролежали там до тех пор, пока губернатор Красноярского края Лев Кузнецов не побывал на месте крушения.

К приезду родных ленту убрали.

- Мой сыночек, он тут сгорел!!! – кричит мать Андрея Титенко, Зийнам Сергеева. – Он был таким красивым, высокий, темноволосый, мальчик мой! - всхлипывает женщина, шаря руками по обломкам. - Где он сидел?

Немного успокоившись, она рассказывает:

- Андрей работал вахтовым методом, деньги ведь нужны. Ездил на месяц, привозил деньги. Женился недавно, хотел машину купить. Я ему говорила: «Найди работу здесь», а он все рвался на север.

Женщина до сих пор задает себе вопрос: почему ее сын полетел ночью?

- Раньше он всегда утренним рейсом летал, а тут уехал с вечера. Я подумала, вдруг он боится опоздать? И ведь как знала, что здесь что-то не так…

Родственники рассыпались по месту трагедии. Кто-то, наплевав на все запреты следователей прикасаться к обломкам, полез искать вещи погибших родных, кто-то отламывает на горькую память части обгоревшего фюзеляжа…

Рядом с оплавленным металлом корпуса валяются полусгоревшие пластиковые банки со сметаной и йогуртом. Это остатки груза, который везут на каждом рейсе. Если порыться, то пожалуй можно найти нетронутую огнем упаковку. Люди сгорели, йогурт – нет.

- Скажите, а они погибли сразу? - спрашивает кого-то из следователей мать Регины Богданайте.

- Сразу, - слегка запнувшись, отвечает мужчина. - От удара они потеряли сознание, и…

- Почему тогда летчики остались живы? – взрывается тот самый парень в спецовке, у него в катастрофе погиб брат. - Это все они виноваты! Кто же так заходит на посадку? Почему не ушли на запасной аэродром?

На все эти вопросы экипажу придется отвечать еще не одну неделю: летчики лежат в больнице Игарки, в раздельных палатах. Родные до них еще так не добрались.

Единственный выживший в катастрофе пассажир подполковник милиции Сергей Исаков не пережил ночь – он скончался в больнице. Его жена Галина на место трагедии ехать отказалась, и осталась в больнице.

Женя Ващук стоит и смотрит на разбившийся самолет, и по его щеке течет слеза. Он остался совсем один – больше родных у него нет.

Священник начинает читать заупокойную, и люди немного успокаиваются. Все медленно бредут в автобус.

Кто свой, кто чужой?

Следующая остановка – морг, находится он в старых кварталах города, где уже никто не живет, остались лишь больница и поликлиника.

- Это Чернобыль какой-то, - вздрагивает Зийнам Сергеева. – Понятно, почему они все сгорели - пожарные же не доедут…

Все сидят в холодном здании «зимнего» морга - холодильников здесь нет, поэтому он работает только в холодное время года. Летом же, тела умерших отвозят в ледник, вырубленный в вечной мерзлоте.

- Сразу хочу предупредить, не все тела в горизонтальном положении, - предупреждает родных судмедэксперт, невозмутимо стоящий на крыльце с кружкой чая. – Они находятся в том положении, как их сняли с кресел.

Родных по очереди зовут в кабинет следователя, остальные сидят на старых стульях в комнате отдыха персонала морга.

- А что если нам не нашего покойника отдадут? - волнуется жена Александра Уркенеева. – Мы тело похороним, а потом после генной экспертизы окажется, что это не Саша, так нам выкапывать его придется?

- Я своего-то точно узнаю, - у него переднего зуба нет, - невесело улыбается дядя Геннадия Голдина.

- А у Андрюши на пальце было кольцо серебряное, - мать Андрея Титенко вспоминает Зийнам Сергеева. – С камнем синим. Если что – по нему узнаю, если не расплавилось, конечно.

Люди уходят, и вслед за ними, в здание, где идет опрос, и опознание санитары в замызганных халатах относят черные полиэтиленовые пакеты с телами.

Зейнам Сергеева заходит в комнату с телом, и через несколько минут выскакивает оттуда с побелевшим лицом.

- Это он, он, - всхлипывает женщина. – Я не могу на него смотреть… Мой Андрюша, бедный мальчик.

Опознание идет несколько часов, следователи тщательно опрашивают родных, в чем были одеты пассажиры, какие украшения носили.

Один за одним, родственники погибших выходят из морга, с посеревшими лицами.

Женя Ващук вместе с отчимом в здании морга провел часа полтора – им пришлось опознавать двоих.

- Бедная Настя, - всхлипывает парень, обнимая отчима. – И почему они полетели этим рейсом? Могли подождать до утра…

Опознали всех. Конечно, придется делать генную экспертизу, для подтверждения родства, но это уже потом. Пока же родных снова везут в аэропорт, оттуда они улетают в Красноярск. Следом в столицу края отправляются и тела погибших – восемь пластиковых мешков.

Тела Анастасии и Лидии Игнатьевых, Анны Виноградовой и Раисы Андросовой остаются в Игрве где их похоронят в ближайшее время.

- Скажите, батюшка, а тело без души чувствует боль? – уже перед вылетом спрашивает у священника, тоже летящего в Красноярск мать бортпроводницы Регины Богдонайте. – наша девочка сейчас страдает?

Не хватает никаких слов передать эмоциональную обстановку, нужно просто быть рядом с этими людьми. Ни слова утешения, ни поддержки – здесь не помогают. Этим людям нужно время, чтобы оправиться от горя. И никакие 2 миллиона рублей компенсации не спасут…